Особенности восприятия лесных ландшафтов в Японии и России

Петрова Е. Г.

Несмотря на то что Япония занимает скромное 60-е место по площади среди других стран мира (377,8 тыс. км²) и является при этом одним из самых плотно населенных государств (средняя плотность населения Японии — 339 чел./км²), она отличается удивительным природным разнообразием. Здесь можно встретить довольно широкий диапазон ландшафтов самых разных типов — от субарктических до субтропических. Такому многообразию природы этой страны способствует значительная протяженность японского архипелага с севера на юг (на 3000 км) и пересечение им нескольких климатических и ландшафтных зон, а также сильная подверженность влиянию океана из-за островного положения страны и резко расчлененный горный рельеф с перепадом высот до 3776 м. Последний был сформирован в ходе интенсивных, прежде всего вулканических и тектонических процессов, вызванных погружением Тихоокеанской плиты под Евразийскую и Филиппинскую литосферные плиты¹.

И хотя многим людям, никогда не бывавшим в Японии, представляется, что в этой стране уже давно не осталось никаких природных ландшафтов, что каждый клочок земли интенсивно используется человеком и вся она застроена небоскребами или покрыта рисовыми полями, на самом деле это, конечно, далеко не так. Густонаселенные районы с развитой промышленностью и сельским хозяйством расположены в узких прибрежных зонах, а также во внутренних депрессиях (понижениях рельефа), разделяющих вулканические хребты. Городские земли, освоенные участки и другие зоны, практически лишенные растительности, составляют немногим более 4%, рисовые поля и другие пахотные земли, включая сады и огороды, — около 23%. Основную же часть страны занимают горные хребты, крутые склоны которых практически лишены площадок под строительство и мало пригодны для земледелия, а поодаль от активных вулканов густо покрыты лесами. Леса занимают примерно 67% всей территории, что сопоставимо с аналогичным показателем для стран Северной Европы и значительно превышает долю лесов в таких крупных европейских государствах, как Германия (31%), Франция (27%) и Великобритания (8%)². Опережает Япония по данному показателю и Россию, где площадь земель, покрытых лесом, составляет 46,5% от общей территории страны³.

При этом в Японии можно увидеть леса четырех различных типов: хвойные и широколиственные леса умеренного пояса, вечнозеленые широколиственные и влажные леса субтропического пояса⁴. Их распространение по территории страны показано на рисунке. Важно отметить, что примерно на 18% (!) площади страны сохранились девственные природные леса, на 24% территории произрастают вторичные природные леса, а остальная их часть (примерно 25%) — это «искусственные» леса, т. е. посаженные человеком⁵.

Поскольку леса составляют столь значимый компонент природы как Японии, так и России, мы в нашем сравнительном исследовании восприятия природных ландшафтов представителями обеих культур⁶
не только включили лес в число семи основных типов ландшафтов, предложенных респондентам для эмоционально-зрительной оценки, но и провели в рамках нашего проекта отдельное исследование восприятия леса. Наши опросы проводились в университетских центрах двух стран: на территории России это были Москва, Иркутск и Петропавловск-Камчатский, а на территории Японии — Саппоро, Тиба и Миядзаки. При выборе именно этих центров мы руководствовались одинаковыми принципами: опросы были проведены в столичных регионах каждой из стран, а также в двух других, наиболее отдаленных и значительно различающихся по своим природным условиям регионах. При этом опрашивались сходные по своему социальному и демографическому составу группы респондентов: студенты, преподаватели и научные сотрудники преимущественно естественнонаучного, а также гуманитарного и технического профиля, в возрасте от 17 до 30 лет. Юноши и девушки были представлены примерно в равных количествах. Общий объем выборки составил 248 человек (в каждом регионе было опрошено от 39 до 50 человек), что считается вполне достаточным для проведения опросов в однородных по составу группах⁷.

Основная часть нашего исследования заключалась в анализе сходства и различий между японскими и российскими респондентами, а также между разными группами российских респондентов в оценках степени привлекательности и экзотичности природных ландшафтов по фотографиям и в эмоционально-зрительном группировании этих фотографий по сходству изображенных ландшафтов. Помимо лесов, в число семи основных, наиболее характерных типов природных ландшафтов двух стран, фотоизображения которых мы предложили для оценки респондентам, были включены также горы, морские побережья, озера, речные долины, безлесные равнины (включая степи, болота и тундру) и водопады. В ходе опросов каждый респондент получал одинаковые комплекты из 70 фотографий, на которых в равных количествах были представлены японские и российские ландшафты перечисленных семи типов — по 10 фотографий на каждый тип (по 5 фотографий из Японии и России). При этом все фотографии были перемешаны и пронумерованы случайным образом (но одинаково в каждом из комплектов), без указания страны, региона, категории (типа ландшафта) и объекта съемки⁸.

В данной работе мы хотели бы более подробно остановиться на тех результатах этого сравнительного анализа, которые относятся к восприятию лесных ландшафтов. Мы просили наших респондентов сгруппировать все предложенные фотографии по сходству изображенных на них ландшафтов и дать названия каждой группе. При статистическом анализе результатов проявились существенные различия не только между различными российскими и японскими респондентами, но и между группами российских респондентов из разных регионов — в принципах группирования лесов. Так, москвичи (даже по фотографиям) в первую очередь четко уловили разницу между равнинными и горными лесами и разделили все лесные ландшафты на две подгруппы именно по этому признаку, казалось бы, к самим лесам отношения не имеющему. Это означает, что именно рельеф сыграл для них решающую роль в классификации лесов. Данный результат хорошо перекликается с замечанием В. П. Семенова-Тян-Шанского об особом отношении жителей русских равнин «ко всем, даже малейшим неровностям» рельефа⁹.

В то же время для японских респондентов рельеф при группировании лесных ландшафтов особого значения не имел (это может быть связано с тем, что практически все леса Японии произрастают на склонах гор). Они в основном использовали в своей классификации чисто визуальные характеристики, а иногда и сезонные признаки. Например, разделили в разные подгруппы фотографии общего отдаленного вида леса и ближнего вида внутри леса.

При этом в отдельную подгруппу ими были выделены изображения зимнего леса: респонденты особо отметили присутствие на фотографиях белого цвета снега.

Таким образом, критерии японских респондентов для эмоционально-зрительного группирования ландшафтов, по всей видимости, основывались прежде всего на традиционно свойственной японцам склонности к созерцанию и глубокому эмоциональному проникновению в природу. Даже глядя на фотографии, т. е. фактически чисто визуально, они различают объекты, в восприятие которых непосредственно на природе обычно вовлекаются разные органы чувств. Этот вывод вполне соотносится с предложениями некоторых ландшафтоведов различать «близь» и «ландшафт» (или «внутриландшафтный» пейзаж и «внешний» пейзаж). Так, по мнению известного финского географа Й. Гранэ, «близь» — это природный комплекс, который ощущается всеми органами чувств, включая слух, обоняние и даже осязание. А «ландшафт» воспринимается издали, главным образом визуально. Комментируя это, специалист по эстетике ландшафта В. А. Николаев приводит такой пример: «Когда путник, группа туристов идут по лесу, они находятся внутри данного ландшафта, воспринимая его всеми органами чувств, т. е. синестезийно¹⁰. Но, выйдя из леса, обозревая его издали, они воспринимают его внешний облик главным образом зрительно»¹¹.

Именно такое «чувственное» постижение ландшафта оказалось более важным для наших японских респондентов. В результате одни и те же фотоизображения были отнесены российскими (прежде всего, московскими) и японскими респондентами в совершенно разные по своему смысловому наполнению подгруппы, в зависимости от выбранного ими критерия классификации (см. фотографии выше). Иркутские и камчатские респонденты заняли здесь некую промежуточную позицию: они оставили группу лесных ландшафтов фактически без подразделения на подгруппы. Это можно объяснить тем, что, в отличие от москвичей, для жителей Иркутска и Камчатки как горный, так и равнинный лес — вполне привычная картина, поэтому они не акцентировали свое внимание на этих нюансах.

В ходе опросов мы также предложили респондентам оценить каждый пейзаж, представленный на фотографиях, по степени его привлекательности и экзотичности/обычности для них. В оценке экзотичности лесных ландшафтов были выявлены определенные различия между российскими и японскими респондентами. Так, несмотря на то что леса являются наиболее характерным природным компонентом обеих стран, только российские респонденты (причем независимо от региона проживания) охарактеризовали все предложенные изображения лесов как самый обычный, привычный тип ландшафта. При этом даже японские леса они расценили как вполне «обычные» для себя (напомним, что на фотографиях не были указаны ни страна, ни регион, ни объект съемки). В свою очередь, японские респонденты дали лесным ландшафтам широкий спектр оценок — от самых обычных до экзотичных. Этот парадоксальный результат в отношении оценки японцами одного из самых распространенных в их стране типов ландшафтов следует, вероятно, объяснить тем, что в своей повседневной жизни они редко соприкасаются с лесами, которые чаще всего присутствуют для них где-то «на заднем плане», на отдаленных горных склонах.

При общей достаточно высокой степени корреляции (R = 0,73) между оценками привлекательности природных пейзажей у российских и японских респондентов в целом, в оценках лесов они также продемонстрировали некоторые различия. Для россиян лесные ландшафты оказались менее привлекательными, чем горы, озера и водопады, но все же более привлекательными, чем безлесные равнины. При этом средние оценки, выставленные каждому из фотоизображений лесов по результатам опросов всех российских респондентов, составили 3–4 балла по 5-балльной шкале.

Японцы же, как и в случае экзотичности, оценили степень привлекательности разных лесных пейзажей очень по-разному: разброс средних оценок был значительно больше — от 2 до 4 баллов. Причем выяснилось, что ориентировались они в том числе на цветовые и яркостные характеристики, проявившиеся на фотографиях. К относительно большему значению этих характеристик для японских респондентов мы еще вернемся при обсуждении результатов анализа рисунков леса, которому была посвящена отдельная часть нашего проекта.

Одновременно с анализом восприятия российскими и японскими респондентами природных ландшафтов по фотографиям мы провели сопоставление тех ассоциативных образов, которые возникают у представителей обеих культур, когда они слышат слово «лес». Мы попытались выяснить, насколько различаются эти образы и в чем именно заключаются различия между ними.

С этой целью в процессе опроса мы предлагали каждому респонденту нарисовать на обычном листе бумаги формата А4 картинку, возникающую в его воображении при слове «лес», а затем дать краткое словесное описание леса и снабдить его ключевыми словами. Художественные способности респондентов при этом для нас никакого значения не имели. При анализе этих рисунков мы учитывали в первую очередь набор изображенных ландшафтных элементов и их композиционную связь друг с другом, а также «самоориентацию» респондента по отношению к нарисованному им лесу — дистанцию и угол обзора¹².

Визуальный анализ самих рисунков с привлечением статистических методов был дополнен анализом соответствующих им словесных описаний. Результаты анализа показали, что между рисунками леса российских и японских респондентов также имеются определенные различия, обусловленные как особенностями более близкой для них природной среды, так и культурными традициями. Прежде всего эти различия проявились в преимущественно изображаемых респондентами типах леса. Мы выделили три основных типа, встречающиеся на рисунках: хвойный, лиственный (широколиственный) и смешанный. При этом лиственные деревья идентифицировались нами по округлой форме, а хвойные — по острой «готической» форме их изображений; на рисунках смешанного леса присутствовали оба типа изображений.

Оказалось, что большинство российских респондентов (64%) нарисовали смешанный лес (у жителей Иркутска и Москвы его доля была еще выше — 73% и 68% соответственно), тогда как у японцев преобладал широколиственный лес (59%). Промежуточное положение между всеми остальными российскими респондентами и японцами заняли камчатские респонденты, 46% которых изобразили смешанный и 38% — лиственный лес. Среди японских респондентов наибольшая доля рисунков смешанного леса была отмечена в Саппоро (28%), а хвойного леса — в Миядзаки (29% — это самый высокий показатель среди всех групп как японских, так и российских респондентов). Последний результат, вероятно, обусловлен тем, что субтропические леса острова Кюсю, на котором находится университет Миядзаки, чрезвычайно богаты хвойными породами; много там и искусственно посаженных лесов из криптомерии японской. Таким образом, все отмеченные различия вполне объяснимы природными условиями, наиболее знакомыми респондентам.

Однако если россияне с большей детальностью прорисовывали породный состав леса и даже подписывали названия некоторых деревьев, так что на их картинках они были легко узнаваемы
(например, береза, сосна, ель, лиственница), то японцы изображали деревья обобщенно, не вдаваясь в подробности. Видовые характеристики деревьев для них были не столь важны. Более детальными оказались рисунки российских респондентов и в отношении подлеска и наземного растительного покрова: они чаще изображали в «своем» лесу цветы, грибы, ягодные кустарнички, опавшие листья и т. п. Кроме того, у них гораздо чаще, чем у японцев, присутствовали различные погодные явления и солнце, а также чаще изображались водные объекты и лесные обитатели (звери, птицы, насекомые). В свою очередь, японские респонденты чаще изображали в лесу людей и некоторые объекты антропогенного происхождения (например, транспортные средства), а также тропинки. Все эти различия следует отнести к культурным особенностям, прежде всего — к разному социальному значению леса для россиян и для японцев. Так, например, только для россиян лес традиционно является местом сбора грибов и ягод, а японцы (особенно респонденты из Саппоро и Тибы) рассматривают его скорее как рекреационную территорию. Также по сравнению с российскими респондентами японцы чаще изображали лес в виде символического места.

Вместе с тем российские респонденты гораздо чаще рисовали лес просто как красивый пейзаж, а японцы — как место для какого-то «практического» вида деятельности. В этом отношении уместно вспомнить и о том влиянии, которое оказали на японскую культуру некоторые произведения русских писателей, переведенные во второй половине XIX в. на японский язык. Так, под впечатлением от поэтического описания русского леса в «Записках охотника» И. С. Тургенева японский писатель Куникида Доппо впервые сумел понять и воспеть в своем романе «Musashino» (в переводе с японского — «Равнина Мусаши», 1901) красоту лесного массива неподалеку от Токио. По словам Д. Куникиды, японцы (включая и его самого) до этого не знали красоты лиственных деревьев, к которым у них преобладало чисто утилитарное отношение. В результате роман Д. Куникиды во многом способствовал сохранению леса Мусаши от дальнейшей вырубки, а японцы стали больше использовать в своих садах лиственные породы¹³.

Более важной для японских респондентов оказалась такая характеристика, как освещенность (или яркость). Эту особенность мы уже отмечали, когда обсуждали результаты оценки привлекательности ландшафтов. При этом проявились четкие различия между российскими и японскими респондентами в способах передачи «освещенности»: россияне рисовали само солнце, а японцы — солнечные лучи, пробивающиеся под полог леса.

При сопоставлении пространственной ориентации изображенного леса по отношению к наблюдателю оказалось, что жители Японии преимущественно изображают лес «крупным планом» (43%) или «с высоты птичьего полета» (31%). Преобладание на их рисунках крупного плана, т. е. изображения даже не целых деревьев, а лишь части стволов, показанных с близкого расстояния, укоренено в культурной традиции. Как отметил известный специалист по культуре Японии А. Н. Мещеряков, «зрение японца фиксируется на малом, доступном непосредственно-чувственному восприятию и наблюдению. Не лес, а дерево; не дерево, а лист; не лист, а прожилка на нем — так было устроено зрение»¹⁴.

В то же время были выявлены определенные различия среди рисунков наших респондентов из разных российских регионов. Так, жители Москвы и Иркутска чаще, чем жители Камчатки, рисуют лес «крупным планом» (а москвичи — еще и с близкого расстояния), а жители Камчатки и Иркутска — чаще, чем москвичи, рисуют «с высоты птичьего полета» или «на заднем плане». Это можно объяснить как большей доступностью леса для москвичей и иркутян, так и различиями в рельефе этих регионов. Равнинный рельеф Центральной России не позволяет москвичам увидеть лес на отдаленных склонах или как бы с высоты птичьего полета, тогда как для жителей Иркутска и Камчатки, как и для японцев, удаленный вид леса на склонах — это привычная картина. Вспомним, что и в классификации лесных пейзажей по фотографиям ключевым признаком для москвичей оказался именно рельеф, тогда как для жителей Иркутска, Камчатки и Японии он никакого значения не имел.

Таким образом, результаты, полученные нами при анализе рисунков леса, оказались вполне сопоставимы с изложенными выше результатами нашего сравнительного анализа особенностей группирования респондентами лесных ландшафтов по фотоизображениям, а также оценки степени их экзотичности и привлекательности. И в том, и в другом случае на восприятие лесных ландшафтов японскими и российскими респондентами повлияли как особенности природной среды, наиболее знакомой респондентам, так и этнокультурные различия. Так, если для жителей Центральной России (которые в нашем опросе были представлены московскими респондентами) наиболее важным признаком как в классификации лесных ландшафтов, так и в пространственной ориентации рисунков леса оказался рельеф, то для жителей Иркутска, Камчатки и Японии он не имел никакого значения ни в том, ни в другом случае. Этот результат, а также предпочтения в изображении респондентами того или иного типа леса, можно отнести за счет влияния наиболее привычной для них природной среды. В то же время целый ряд других выявленных особенностей восприятия обусловлен культурными различиями: разной социальной ролью леса для россиян и для японцев, разными традициями его использования, большим значением «чувственных» характеристик при группировании и оценке привлекательности лесных пейзажей для японских респондентов.

Петрова Е. Г., Уэда Х., Накадзима Т.
Особенности восприятия лесных ландшафтов в Японии и России
// Осмысление природы в японской культуре. Сборник статей. – 2022. – С. 231.

Авторы выражают свою благодарность за помощь в организации и проведении опросов респондентов Й. Аоки, О. А. Леонтьевой, Х. Мацусима, Я. Д. Муравьеву, А. С. Наумову, Н. Окадзима, А. А. Петровой, Л. Т. Роман, Н. И. Селиверстову, Ю. М. Семенову, Н. Такаяма, К. Фуруя, А. К. Черкашину и С. Эбине. Авторы выражают свою глубокую признательность Ю. В. Миронову за его помощь и ценные замечания при обсуждении результатов этого исследования. Крайне полезным для нас было подробное обсуждение результатов наших исследований с А. Н. Мещеряковым.

Сноски

1. Петрова Е. Г., Миронов Ю. В., Петрова А. А. Национальные парки Японии глазами россиян // Природа. 2008. № 11. С. 28–39
2. The Nature of Japan. Tokyo: Ministry of the Environment, 2007.
3. Состояние и охрана окружающей среды в Российской Федерации. http://www.ecogosdoklad.ru.
4. Исаченко А. Г., Шляпников А. А. Природа мира: Ландшафты. М.: Мысль, 1989.
5. Nature Conservation in Japan. Tokyo: Ministry of the Environment, 2001.
6. Исследования выполнены в рамках совместного проекта Российского фонда фундаментальных исследований и Японского общества продвижения науки (№ 08-05-91204)
7. Ермолаев О. Ю. Математическая статистика для психологов: учебник. М.: Московский психолого-социальный институт; Флинта, 2003.
8. Методика проведения и некоторые результаты этой части исследования уже были в основном изложены в статьях: Миронов Ю. В., Петрова Е. Г. Учение о ноосфере и влияние природной и этнокультурной среды на восприятие ландшафтов (на примере России и Японии) // Наука и просвещение: посвящается 150-летию со дня рождения академика В. И. Вернадского. Екатеринбург: УИПЦ, 2012. C. 123–148; Петрова Е. Г., Миронов Ю. В. Некоторые особенности эмоционально-зрительного восприятия природных ландшафтов жителями России и Японии // Известия РАН. Серия географическая. 2013. Вып. 1. С. 130–140; Петрова Е. Г., Миронов Ю. В. Особенности восприятия ландшафтов в России и Японии: природные и этнокультурные факторы // История и культура традиционной Японии. Труды Института восточных культур и античности РГГУ. Серия Orientalia et Classica. Вып. LI. Т. 6. М.: Наталис, РГГУ. 2013. С. 504–522.
9. Семенов-Тян-Шанский В. П. Город и деревня в Европейской России. СПб., 1910. С. 7
10. Синестезия (от греч. synaisthesis) — восприятие объекта всей совокупностью чувств.
11. Николаев В. А. Ландшафтоведение: Эстетика и дизайн (учебное пособие). М.: Аспект Пресс, 2005. С. 6
12. Более подробно методика проведения этой части исследования изложена в: Ueda H., Nakajima T., Takayama N., Petrova E., Matsushima H., Furuya K., Aoki Y. Landscape Image Sketches of Forests in Japan and Russia // Forest Policy and Economics. 2012. Vol. 19. P. 20–30. http://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S1389934112000044.
13. Okajima N., Petrova E., Petrova A. The Influence of Russian Literature on two Japanese Literary Figures and the Japanese Sense of Scenic Beauty // Hawaii International Conference on Arts & Humanities, 8th Annual Conference, 2010 Conference Proceedings. Honolulu, 2010. P. 3135–3150.
14. Мещеряков А. Н. Япония в объятиях пространства и времени. М.: Наталис, 2010.

Библиография

• Okajima N., Petrova E., Petrova A. The Influence of Russian Literature on two Japanese Literary Figures and the Japanese Sense of Scenic Beauty // Hawaii International Conference on Arts & Humanities, 8th Annual Conference, 2010 Conference Proceedings. Honolulu, 2010. P. 3135–3150.
• The Nature of Japan. Tokyo: Ministry of the Environment, 2007.
• Ueda H., Nakajima T., Takayama N., Petrova E., Matsushima H., Furuya K.,
• Aoki Y. Landscape Image Sketches of Forests in Japan and Russia // Forest Policy and Economics. 2012. Vol. 19. P. 20–30. http://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S1389934112000044.
• Ермолаев О. Ю. Математическая статистика для психологов: учебник. М.: Московский психолого-социальный институт; Флинта, 2003.
• Исаченко А. Г., Шляпников А. А. Природа мира: Ландшафты. М.: Мысль, 1989.
• Мещеряков А. Н. Япония в объятиях пространства и времени. М.: Наталис, 2010.
• Миронов Ю. В., Петрова Е. Г. Учение о ноосфере и влияние природной и этнокультурной среды на восприятие ландшафтов (на примере России и Японии) // Наука и просвещение: посвящается 150-летию со дня рождения академика В. И. Вернадского. Екатеринбург: УИПЦ, 2012. C. 123–148.
• Николаев В. А. Ландшафтоведение: Эстетика и дизайн (учебное пособие). М.: Аспект Пресс, 2005.
• Петрова Е. Г., Миронов Ю. В. Некоторые особенности эмоционально-зрительного восприятия природных ландшафтов жителями России и Японии // Известия РАН. Серия географическая. 2013. Вып. 1. С. 130–140.
• Петрова Е. Г., Миронов Ю. В. Особенности восприятия ландшафтов в России и Японии: природные и этнокультурные факторы // История и культура традиционной Японии. Труды Института восточных культур и античности РГГУ. Серия Orientalia et Classica. Вып. LI. Т. 6. М.: Наталис, РГГУ. С. 504–522.
• Петрова Е. Г., Миронов Ю. В., Петрова А. А. Национальные парки Японии глазами россиян // Природа. 2008. № 11. С. 28–39.
• Семенов-Тян-Шанский В. П. Город и деревня в Европейской России. СПб., 1910.
• Состояние и охрана окружающей среды в Российской Федерации. http://www.ecogosdoklad.ru.
• Nature Conservation in Japan. Tokyo: Ministry of the Environment, 2001